Миссис Кирни уважала мужа так же, как уважала Главный почтамт - как нечто большое, основательное и надежное; и хотя знала, что таланты его немногочисленны, ценила в нем абстрактное достоинство мужчины.
Бабка моя носила не одну юбку, а целых четыре, одну поверх другой. Причем она не то чтобы носила одну верхнюю и три нижних юбки, нет, она носила четыре так называемых верхних, каждая юбка несла на себе следующую, сама же бабка носила юбки по определенной системе, согласно которой их последовательность изо дня в день менялась. То, что вчера помещалось на самом верху, сегодня занимало место непосредственно под этим верхом, вторая юбка оказывалась третьей, то, что вчера было третьей юбкой,сегодня прилегало непосредственно к телу, а юбка, вчера самая близкая к телу, сегодня выставляла на свет свой узор, вернее, отсутствие такового: все юбки моей бабушки Анны Бронски предпочитали один и тот же картофельный цвет,не иначе этот цвет был ей к лицу. Помимо такого отношения к цвету юбки моей бабушки отличал непомерный расход ткани. Они с размахом круглились, они топорщились, когда задувал ветер, сникали, когда ветер отступал, трепетали,когда он уносился прочь, и все четыре летели перед моей бабкой, когда ветер дул ей в спину. А усевшись, она группировала все четыре вокруг себя. Помимо четырех постоянно раздутых, обвисших, падающих складками либо пустых,стоящих колом возле ее кровати, бабка имела еще и пятую юбку. Эта пятая решительно ничем не отличалась от прочих четырех картофельного цвета. К тому же пятой юбкой не всегда была одна и та же пятая юбка. Подобно своим собратьям -- ибо юбки наделены мужским характером, -- она тоже подвергалась замене, входила в число четырех надеванных и, подобно всем остальным, когда наставал ее черед, то есть каждую пятую пятницу, шла прямиком в корыто, по субботам висела на веревке за кухонным окном, а потом ложилась на гладильную доску. Когда моя бабка после такой приборочно-пирогово-стирально-гладильной субботы, после дойки и кормления коровы целиком погружалась в лохань, сообщала что-то мыльному раствору, потом давала воде снова опасть, чтобы в цветастой простыне сесть на край постели, перед ней на полу пластались четыре надеванные юбки и одна свежевыстиранная. Бабка подпирала указательным пальцем правой руки нижнее веко правого глаза, ничьих советов не слушала, даже своего брата Винцента и то нет, а потому быстро принимала решение. Стоя босиком, она пальцами ноги отталкивала в сторону ту юбку, которая больше других утратила блеск набивной картофельной краски, а освободившееся таким образом место занимала свежевыстиранная. Во славу Иисуса, о котором у бабки были вполне четкие представления, воскресным утром для похода в церковь в Рамкау бабка обновляла измененную последовательность юбок. А где же бабка носила стираную юбку? Она была женщина не только опрятная, она была женщина тщеславная, а потому и выставляла лучшую юбку на показ, да еще по солнышку, да при хорошей погоде! Но у костерка, где пеклась картошка, бабка моя сидела после обеда в понедельник. Воскресная юбка в понедельник стала ей на один слой ближе, а та, что в воскресенье согревалась теплом ее кожи, в понедельник с самым понедельничным видом тускло облекала ее бедра.
"У меня на этот счет своя философия. В нее входит желание позволить жизни нести меня на волнах, в то время, как я размышляю над ее бесконечной загадкой. Плюс я бухаю и очень много сплю." (с)
Брайтон был первым настоящим путешествием, которое я совершил в обществе моей тетушки и которое, как оказалось, стало весьма причудливым прологом грядущих событий. Мы приехали ранним вечером, так как решили переночевать в гостинице. Меня удивил размер тетушкиного багажа, состоящего из небольшого чемоданчика белой кожи для косметики и туалетных принадлежностей, baise en ville [на случай любовного свидания (франц.)], как выражалась тетушка. Что касается меня, то я плохо себе представляю, как можно уехать хотя бы на сутки без довольно тяжелого чемодана. Я чувствую себя неуютно, если у меня нет с собой второго костюма, чтобы переодеться, и пары туфель к нему. Мне всегда необходимо иметь в запасе свежую рубашку, смену белья, чистые носки, и, кроме того, принимая во внимание капризы нашего английского климата, я предпочитаю захватить на всякий случай еще и шерстяной свитер.
"Беттередж взял мой стакан со стола и сунул мне его в руку. - Факты? - повторил он. - Выпейте-ка еще грогу, мистер Фрэнклин, и вы преодолеете слабость, заставляющую вас верить фактам."
Однажды мне довелось совершенно случайно зайти в Петропавловскую крепость; а там на лужайке стоял вертолет, поднимавший всех желающих над городом; естественно, ни один уважающий себя человек не может отказать себе в ничем не мотивированной вертолетной прогулке. И надо сказать - действительно она того стоила - по самой неожиданной причине.
Не успел я взмыть над городом на приличную высоту, как вся тяжелая имперская мистика Санкт-Петербурга куда-то исчезла. Я увидел под собой облезлый и провинциальный городок, хрупкий и нелепый до трогательности. С земли он казался судьбоносным; но стоило подняться над ним на сотню метров и выйти из гоголевско-достоевской ноосферы, как он становился виден, как он есть - горстка нелепых облупленных строений, в которых протекает вся наша жизнь.
Вся патетика куда-то исчезла. И захотелось этот город, как мокрого и грязного котенка, почистить, накормить и согреть.
...
Так вот. И ситуация, когда я наблюдал Петербург с высоты птичьего полета и вдруг увидел, как этот - что греха таить, порою угрожающий - город, полный беззвучных теней и стука копыт Медного Всадника, вдруг лишается своих змеиных зубов и обращается в простое подслеповатое захолустье... эта ситуация напомнила мне о пользе радио.
Не секрет, что все мы любим водить самих себя за нос; благодаря собственной инерции и лени все ходим и ходим по одному и тому же кругу и в итоге протаптываем такую глубокую колею, что и захочешь вылезти - не сразу получится... А чтобы захотеть - нужно для начала увидеть эту ситуацию со стороны, подняться над ней на вертолете... или попросту услышать песню, не имеющую к этой канаве никакого отношения.
А то мужчины все твердят вслед за Чеховым: "женская душа по своей природе - пустой сосуд, который заполняют печали и радости любимого". А так ли это? А что, если это потому, что мы живем в мире, который нам в детстве описали, а описание это было сделано мужчинами.
...
Слова, слова, слова... Классик сказал однажды: "Слова, которые выражают истину, всем известны; истина же неизвестна почти никому. Это как картинка magic eye - хаотическое переплетение цветных линий и пятен, которое при правильной фокусировке взгляда может превратиться в объемное изображение. Вроде бы все просто, но сфокусировать глаза вместо смотрящего не может даже самый большой его доброжелатель. Истина - как раз и есть такая картинка".
Но когда - хоть на исчезающе короткое мгновение - видишь вместо невнятицы, как оно все на самом деле, забыть это уже невозможно - и с этого начинается новый - и бесконечный путь. И это уже там, где нет ни слов, ни мужчин, ни женщин; а есть как раз только любовь...
- А: вы, Парфен Рогожин, можете совершенно не волноваться – у меня от таблеток никакого энтузиазма к женщинам - В: у меня почти то же самое – когда я трезвый, я их практически не замечаю. зато когда я выпью,–энтузиазма значительно больше. но тут все иначе вышло: стою я у своего головного офиса – не поверите – трезвый как стекло. а она на светофоре дорожку переходит, ножками своими нежными переступает. в одной ручке бутылочка водочки 0,75. в другой – конфетка… я так и обомлел – полдня на этом светофоре и простоял – думал обратно пойдет похмеляться… - С: точно. слышал я об этой Настасье Филипповне. она с ответственным секретарем совета безопасности Тоцким сожительствует… за большие деньги. - В: клевета. я, дорогой, вам травмы сейчас нанесу. - … потом я долго ее найти не мог. и вдруг случайно встречаю ее в обувном магазине. а в магазине я с маклером встречался. меня папа послал. очень папа просил один пароход купить – так я маклера прогнал и пароход не купил. а купил магазин, и подарил магазин Настасье Филипповне. чтобы она всю жизнь в моих туфельках чокать могла. но к папе я уже после этого не поехал, потому что папа с моим братом Серегой меня всенепременно бы утопили в пруду. а поехал я сюда, за кордон. а папа неделю назад преставился - говорят от черепного удара. так я стал миллионщиком. а на эти нечаянные капиталы я своей ненаглядной Настасье Филипповне куплю чисто три казино. и баню.
"- Проблема в том, что они слишком рано прыгнули в постель. - Проблема в том, он не держит растворитель для клея в прикроватной тумбочке. - А это как понять? - То же самое, что ты сказала, только другими словами..."
(с) Два с половиной человека. Но без контекста не понять, так же, как и в самом диалоге.
Она взяла куклу и опять вылезла с ней наружу. Там она посадила совершенную Бэбигёрл на землю и уселась напротив нее. – Давай играть, будто ты пришла ко мне в гости, – предложила Момо. – Добрый день, – сказала кукла. – Я Бэбигёрл, совершенная кукла. – Как это мило, что вы меня посетили! – ответила Момо. – Откуда вы, уважаемая дама? – Я принадлежу тебе, – продолжала Бэбигёрл. – Все будут тебе завидовать. – Но послушай, – возразила Момо, – если ты все время будешь говорить одно и то же, никакой игры не получится. – Хочу иметь много вещей, – ответила кукла, хлопая ресницами. Момо попробовала начать другую игру. Когда из этого тоже ничего не вышло, еще одну, потом еще и еще. Ничего не получалось. Если бы кукла не умела говорить, Момо сама отвечала бы за нее и получился бы прекрасный разговор. Но Бэбигёрл своими словами только портила всякую беседу. Момо охватило чувство, какого она до этого никогда не испытывала. И так как чувство это было совсем новым, потребовалось какое-то время, чтобы Момо поняла, что это – скука. Момо растерялась. Охотнее всего она просто бросила бы эту совершенную куклу и принялась бы играть во что-нибудь другое, но почему-то не могла от нее оторваться. В конце концов Момо осталась сидеть, пристально уставившись на куклу, а та в свою очередь уставилась голубыми стеклянными глазами на Момо – будто они друг друга гипнотизируют. Наконец Момо отвела взгляд в сторону – и испугалась. Неподалеку стоял элегантный пепельно-серый автомобиль, она и не заметила, как он подъехал. В машине сидел господин в костюме цвета паутины, в жесткой серой шляпе. Он курил маленькую серую сигару. И лицо у него было пепельно-серое. Очевидно, он уже некоторое время наблюдал за Момо, потому что кивнул ей, улыбаясь. И несмотря на то, что полдень был жаркий и воздух дрожал от солнечного зноя, Момо вдруг стала мерзнуть. Человек открыл дверцу машины, вышел и направился к Момо. В руке он нес свинцово-серый портфель. – Какая у тебя прекрасная кукла! – проговорил он своеобразно-беззвучным голосом. – Все друзья будут тебе завидовать. Момо пожала плечами и промолчала. – Наверное, очень дорогая вещь? – продолжал господин. – Не знаю, – смущенно ответила Момо. – Я ее нашла. – Что ты говоришь! – воскликнул Серый господин. – Вот счастливица! Везет же тебе! Момо опять промолчала, плотнее завернувшись в свой огромный мужской пиджак. Холод усиливался. – Мне, однако, кажется, что ты не особенно радуешься, – сказал Серый господин, слабо улыбаясь. Момо покачала головой. Странное чувство охватило ее: будто все ее друзья навеки исчезли из мира – нет, будто их никогда и не было! Будто все они жили в ее воображении. Вместе с тем она почувствовала нечто предостерегавшее ее. – Я некоторое время наблюдал за тобой, – продолжал Серый господин, – мне кажется, что ты вообще не знаешь, как надо играть с такой замечательной куклой. Показать тебе? Момо удивленно взглянула на него и кивнула. – Хочу иметь много-много вещей, – внезапно заквакала кукла. – Вот видишь, малышка, – сказал Серый господин. – Она сама все объясняет. С такой замечательной куклой нельзя играть, как с обыкновенной, это же ясно. Если ты не хочешь, чтоб тебе было с ней скучно, надо ей все время что-то предлагать. Смотри, малышка. Он подошел к автомобилю и открыл багажник. – Перво-наперво ей нужно много платьев, – сказал он. – Вот, например, прелестное вечернее платье… Он вынул его и швырнул в сторону Момо. – А вот шуба из настоящей норки. А вот шелковый халат. А вот костюм для игры в теннис. И лыжный костюм. И купальник. И костюм для верховой езды. И пижама. И ночная рубашка. И еще одна. И еще… Он бросал вещи в кучу между Момо и куклой. – Вот, – сказал он и снова слабо улыбнулся. – С этим ты можешь поиграть для начала, не так ли, малышка? Ты думаешь, что через несколько дней опять станет скучно? Но тогда надо предложить кукле еще кое-что… Он нагнулся над багажником и опять стал выкидывать вещи: – Вот, например, настоящая маленькая сумка из змеиной кожи, с настоящей губной помадой и пудреницей. А вот маленький фотоаппарат. А вот теннисная ракетка. А вот кукольный бинокль, тоже настоящий. Вот браслет, ожерелье, серьги, кукольный револьвер, шелковые чулки, шляпа с пером, соломенная шляпа, а вот весенняя шляпка, вот бадусан для ванн, а вот дезодорант для тела… Он на минуту замолчал и испытующе посмотрел на Момо – как она скованно сидит на земле посреди всех этих вещей. – Ты видишь, – продолжал Серый господин, – все очень просто. Надо иметь все больше и больше вещей, тогда никогда не будет скучно. Но может быть, ты думаешь, что совершенная кукла в один прекрасный день захочет иметь вообще все на свете и тогда опять станет скучно? Нет, малышка, не беспокойся! На такой случай мы имеем для Бэбигёрл подходящего партнера. И он вынул из багажника другую куклу. Она была такой же величины, как Бэбигёрл, была такой же совершенной, с одной лишь разницей: это был молодой человек! Серый господин посадил вторую куклу рядом с первой и объяснил: – Это Бэбибой! Для него тоже имеется богатый гарнитур. И если это все – все – опять станет скучным, тогда мы найдем для Бэбигёрл подружку, и у этой подружки тоже есть гарнитур, который впору только ей одной. А у Бэбибоя найдется подходящий друг, а у того опять друзья и подружки. Ты видишь, никогда не будет скучно! Можно продолжать бесконечно, и всегда останется еще что-нибудь, что ты можешь себе пожелать. Говоря это, он вытаскивал из багажника машины одну куклу за другой – казалось, его багажник бездонный – и расставлял их вокруг Момо, которая все еще неподвижно сидела на месте и испуганно смотрела на Серого господина. – Ну? – спросил он наконец, пыхтя сигарой, пуская густые облака дыма. – Поняла ты теперь, как надо играть с такой куклой? – Поняла, – ответила Момо. Она вся дрожала от холода. Серый господин с довольным видом кивнул, затягиваясь сигарой. – Ты, конечно, хотела бы оставить все эти прекрасные вещи у себя, не так ли? Хорошо, малышка, я дарю их тебе! Ты все это получишь – не сразу, но одно за другим, понимаешь? – и еще много, много чего другого! И тебе не надо за это ничем расплачиваться. Только играть должна ты со всем этим так, как я тебе объяснил. Ну, что ты на это скажешь? Серый господин улыбнулся ей с нетерпением, но так как Момо ничего не говорила, а только серьезно смотрела на него, он торопливо подсел к ней: – Теперь твои друзья тебе больше не нужны, понимаешь? У тебя будет достаточно развлечений, если все эти прекрасные вещи будут принадлежать тебе, к тому же ты все время будешь получать все новые и новые, не правда ли? Ты же хочешь этого? Ты хочешь иметь эту замечательную куклу? Ты непременно хочешь ее иметь, не так ли? Момо смутно почувствовала, что ей предстоит борьба – более того: что она уже втянута в эту борьбу. Но она не знала, как бороться и с кем именно. Ибо чем дольше она внимала странному гостю, тем сильней испытывала к нему то же чувство, что и к кукле: она слышала голос, который говорил, она слышала слова, но не слышала того, кто говорит. Она покачала головой. – Что такое, что? – спросил Серый господин, приподняв брови. – Ты все еще недовольна? Современные дети, действительно, слишком требовательны! Может, ты скажешь мне, чего этой роскошной кукле еще не хватает? Момо смотрела в землю, задумавшись. – Мне кажется, – сказала она тихо, – мне кажется, ее нельзя полюбить. – Об этом вообще не может быть и речи! – сказал Серый господин ледяным тоном. Момо посмотрела ему в глаза. Человек навевал на нее страх исходящим из глаз холодом. Вместе с тем ей странным образом было жаль его, хотя она не могла бы сказать почему. – Но мои друзья… – сказала она, – я их люблю.
– А я нахожу, что ты очень хорошо сказала. И поэтому я открою тебе одну тайну: отсюда – из Дома‑Нигде в Переулке‑Никогда, – отсюда приходит время ко всем людям на свете! Момо взглянула на него с благоговением. – О, – произнесла она тихо, – ты его сам делаешь? Мастер Хора улыбнулся: – Нет, моя девочка, я всего лишь управляющий. Моя обязанность – выделить каждому человеку столько времени, сколько ему определено. – Не можешь ли ты тогда сделать так, чтобы Серые господа не воровали у людей время? – Нет, этого я не могу, – ответил Мастер Хора. – Люди должны сами решать, что им делать со своим временем. И защищаться они должны тоже сами. Я только выдаю каждому, что положено. Момо оглянулась вокруг: – И для этого у тебя столько часов? Для каждого человека – часы, да? – Нет, Момо, – возразил Мастер Хора. – Все эти часы – просто моя коллекция. Они всего лишь несовершенная копия того, что находится в груди у каждого человека. Ибо так же, как даны глаза, чтобы видеть свет, и уши, чтобы слышать звуки, – так же дано сердце, чтобы воспринимать время. Время, не воспринятое сердцем, пропадает так же, как пропадают краски радуги для слепого или для глухого – пение птиц. К сожалению, на свете много глухих и слепых сердец, которые ничего не ощущают, хотя и бьются. – А если мое сердце когда‑нибудь перестанет биться? – спросила Момо. – Тогда окончится и твое время, милая девочка, – ответил Мастер Хора. – Всю свою жизнь ты как бы возвращаешься сквозь время назад – сквозь все твои дни, ночи, месяцы и годы. Ты путешествуешь, пока не придешь к большим круглым серебряным воротам, через которые ты когда‑то вошла. в этот мир. Через них ты опять выйдешь. – А что там – по другую сторону этих ворот? – Оттуда приходит музыка, которую ты уже иногда слышала. И ты тогда тоже – часть этой музыки, один из ее звуков… Он испытующе посмотрел на Момо: – Наверно, ты этого еще не понимаешь? – Понимаю, – тихо ответила Момо. – Думаю, что понимаю. Она вспомнила, как шла задом наперед по Переулку‑Никогда, и спросила: – А ты – не смерть? Мастер Хора улыбнулся, помолчав некоторое время, потом ответил: – Если бы люди знали, что такое смерть, они бы ее больше не боялись. А если бы они не боялись, то никто больше не смог бы воровать у них время их жизни. – А почему не объяснить это людям? – предложила Момо. – Ты думаешь? – спросил Мастер Хора. – Я говорю им это, когда отпускаю время, – ежечасно. Но боюсь, что люди просто не хотят меня слушать. Они хотят верить только тем, кто нагоняет на них страх. И это тоже загадка.
realfaq.NET - зеркало форума, где он будет доступен в случае причуд регулирования интернета в РФ
Копирование материалов разрешается только с указанием прямой активной ссылки на источник!
Комментарии
(Матф.12:35)
четырех постоянно раздутых, обвисших, падающих складками либо пустых,стоящих колом возле ее кровати, бабка имела еще и пятую юбку. Эта пятая решительно ничем не отличалась от прочих четырех картофельного цвета. К тому же пятой юбкой не всегда была одна и та же пятая юбка. Подобно своим собратьям -- ибо юбки наделены мужским характером, -- она тоже подвергалась замене, входила в число четырех надеванных и, подобно всем остальным, когда наставал ее черед, то есть каждую пятую пятницу, шла прямиком в корыто, по субботам висела на веревке за кухонным окном, а потом ложилась на гладильную доску. Когда моя бабка после такой приборочно-пирогово-стирально-гладильной субботы, после дойки и кормления коровы целиком погружалась в лохань, сообщала что-то мыльному раствору, потом давала воде снова опасть, чтобы в цветастой простыне сесть на край постели, перед ней на полу пластались четыре надеванные юбки и одна свежевыстиранная. Бабка подпирала указательным пальцем правой руки нижнее веко правого глаза, ничьих советов не слушала, даже своего брата Винцента и то нет, а потому быстро принимала решение. Стоя босиком, она пальцами ноги отталкивала в сторону ту юбку, которая больше других утратила блеск набивной картофельной краски, а освободившееся таким образом место занимала свежевыстиранная. Во славу Иисуса, о котором у бабки были вполне четкие представления, воскресным утром для похода в церковь в Рамкау бабка обновляла измененную последовательность юбок. А где же бабка носила стираную юбку? Она была женщина не только опрятная, она была женщина
тщеславная, а потому и выставляла лучшую юбку на показ, да еще по солнышку, да при хорошей погоде! Но у костерка, где пеклась картошка, бабка моя сидела после обеда в понедельник. Воскресная юбка в понедельник стала ей на один слой ближе, а та, что в воскресенье согревалась теплом ее кожи, в понедельник с самым понедельничным видом тускло облекала ее бедра.
Гюнтер Грасс. Жестяной барабан
(с) мой вот уже четвертые сутки любимый сериал, которого мне осталось смотреть всего полтора сезона из пяти
А сериал называется "Два с половиной человека".
"- Атос, неужели вы допускаете мысль, что..?
- Я допускаю любую мысль."
(ц) "Д'Артаньян и три мушкетера"
По-моему это просто десять баллов.
Мы приехали ранним вечером, так как решили переночевать в гостинице. Меня удивил размер тетушкиного багажа, состоящего из небольшого чемоданчика белой кожи для косметики и туалетных принадлежностей, baise en ville [на случай любовного свидания (франц.)], как выражалась тетушка.
Что касается меня, то я плохо себе представляю, как можно уехать хотя бы на сутки без довольно тяжелого чемодана. Я чувствую себя неуютно, если у меня нет с собой второго костюма, чтобы переодеться, и пары туфель к нему. Мне всегда необходимо иметь в запасе свежую рубашку, смену белья, чистые носки, и, кроме того, принимая во внимание капризы нашего английского климата, я предпочитаю захватить на всякий случай еще и шерстяной свитер.
Грэм Грин, Путешествия с тетушкой
"Беттередж взял мой стакан со стола и сунул мне его в руку.
- Факты? - повторил он. - Выпейте-ка еще грогу, мистер Фрэнклин, и вы преодолеете слабость, заставляющую вас верить фактам."
Уилки Коллинз, Лунный камень.
У меня кстати есть кажется аудиокнига, все собираюсь послушать
Я, кстати, теперь на другой страничке все выкладываю - http://lightoftruth.narod.ru/
причем я, кажется, и от второй страницы пароль потеряла
Пойду че-нить выложу ))))
И надо сказать - действительно она того стоила - по самой неожиданной причине.
Не успел я взмыть над городом на приличную высоту, как вся тяжелая имперская мистика Санкт-Петербурга куда-то исчезла. Я увидел под собой облезлый и провинциальный городок, хрупкий и нелепый до трогательности. С земли он казался судьбоносным; но стоило подняться над ним на сотню метров и выйти из гоголевско-достоевской ноосферы, как он становился виден, как он есть - горстка нелепых облупленных строений, в которых протекает вся наша жизнь.
Вся патетика куда-то исчезла. И захотелось этот город, как мокрого и грязного котенка, почистить, накормить и согреть.
...
Так вот. И ситуация, когда я наблюдал Петербург с высоты птичьего полета и вдруг увидел, как этот - что греха таить, порою угрожающий - город, полный беззвучных теней и стука копыт Медного Всадника, вдруг лишается своих змеиных зубов и обращается в простое подслеповатое захолустье... эта ситуация напомнила мне о пользе радио.
Не секрет, что все мы любим водить самих себя за нос; благодаря собственной инерции и лени все ходим и ходим по одному и тому же кругу и в итоге протаптываем такую глубокую колею, что и захочешь вылезти - не сразу получится... А чтобы захотеть - нужно для начала увидеть эту ситуацию со стороны, подняться над ней на вертолете... или попросту услышать песню, не имеющую к этой канаве никакого отношения.
Я тоже знаю откуда
(с) очередной комедийный сериал, конечно
Понравилос.
А так ли это? А что, если это потому, что мы живем в мире, который нам в детстве описали, а описание это было сделано мужчинами.
...
Слова, слова, слова...
Классик сказал однажды: "Слова, которые выражают истину, всем известны; истина же неизвестна почти никому.
Это как картинка magic eye - хаотическое переплетение цветных линий и пятен, которое при правильной фокусировке взгляда может превратиться в объемное изображение. Вроде бы все просто, но сфокусировать глаза вместо смотрящего не может даже самый большой его доброжелатель.
Истина - как раз и есть такая картинка".
Но когда - хоть на исчезающе короткое мгновение - видишь вместо невнятицы, как оно все на самом деле, забыть это уже невозможно - и с этого начинается новый - и бесконечный путь. И это уже там, где нет ни слов, ни мужчин, ни женщин; а есть как раз только любовь...
- В: у меня почти то же самое – когда я трезвый, я их практически не замечаю. зато когда я выпью,–энтузиазма значительно больше. но тут все иначе вышло: стою я у своего головного офиса – не поверите – трезвый как стекло. а она на светофоре дорожку переходит, ножками своими нежными переступает. в одной ручке бутылочка водочки 0,75. в другой – конфетка… я так и обомлел – полдня на этом светофоре и простоял – думал обратно пойдет похмеляться…
- С: точно. слышал я об этой Настасье Филипповне. она с ответственным секретарем совета безопасности Тоцким сожительствует… за большие деньги.
- В: клевета. я, дорогой, вам травмы сейчас нанесу.
- … потом я долго ее найти не мог. и вдруг случайно встречаю ее в обувном магазине. а в магазине я с маклером встречался. меня папа послал. очень папа просил один пароход купить – так я маклера прогнал и пароход не купил. а купил магазин, и подарил магазин Настасье Филипповне. чтобы она всю жизнь в моих туфельках чокать могла. но к папе я уже после этого не поехал, потому что папа с моим братом Серегой меня всенепременно бы утопили в пруду. а поехал я сюда, за кордон. а папа неделю назад преставился - говорят от черепного удара. так я стал миллионщиком. а на эти нечаянные капиталы я своей ненаглядной Настасье Филипповне куплю чисто три казино. и баню.
- Проблема в том, он не держит растворитель для клея в прикроватной тумбочке.
- А это как понять?
- То же самое, что ты сказала, только другими словами..."
(с) Два с половиной человека.
Но без контекста не понять, так же, как и в самом диалоге.
-- конечно, имеешь, тварь."
– Давай играть, будто ты пришла ко мне в гости, – предложила Момо.
– Добрый день, – сказала кукла. – Я Бэбигёрл, совершенная кукла.
– Как это мило, что вы меня посетили! – ответила Момо. – Откуда вы, уважаемая дама?
– Я принадлежу тебе, – продолжала Бэбигёрл. – Все будут тебе завидовать.
– Но послушай, – возразила Момо, – если ты все время будешь говорить одно и то же, никакой игры не получится.
– Хочу иметь много вещей, – ответила кукла, хлопая ресницами.
Момо попробовала начать другую игру. Когда из этого тоже ничего не вышло, еще одну, потом еще и еще. Ничего не получалось.
Если бы кукла не умела говорить, Момо сама отвечала бы за нее и получился бы прекрасный разговор. Но Бэбигёрл своими словами только портила всякую беседу.
Момо охватило чувство, какого она до этого никогда не испытывала. И так как чувство это было совсем новым, потребовалось какое-то время, чтобы Момо поняла, что это – скука.
Момо растерялась. Охотнее всего она просто бросила бы эту совершенную куклу и принялась бы играть во что-нибудь другое, но почему-то не могла от нее оторваться.
В конце концов Момо осталась сидеть, пристально уставившись на куклу, а та в свою очередь уставилась голубыми стеклянными глазами на Момо – будто они друг друга гипнотизируют.
Наконец Момо отвела взгляд в сторону – и испугалась. Неподалеку стоял элегантный пепельно-серый автомобиль, она и не заметила, как он подъехал. В машине сидел господин в костюме цвета паутины, в жесткой серой шляпе. Он курил маленькую серую сигару. И лицо у него было пепельно-серое.
Очевидно, он уже некоторое время наблюдал за Момо, потому что кивнул ей, улыбаясь. И несмотря на то, что полдень был жаркий и воздух дрожал от солнечного зноя, Момо вдруг стала мерзнуть.
Человек открыл дверцу машины, вышел и направился к Момо. В руке он нес свинцово-серый портфель.
– Какая у тебя прекрасная кукла! – проговорил он своеобразно-беззвучным голосом. – Все друзья будут тебе завидовать.
Момо пожала плечами и промолчала.
– Наверное, очень дорогая вещь? – продолжал господин.
– Не знаю, – смущенно ответила Момо. – Я ее нашла.
– Что ты говоришь! – воскликнул Серый господин. – Вот счастливица! Везет же тебе!
Момо опять промолчала, плотнее завернувшись в свой огромный мужской пиджак. Холод усиливался.
– Мне, однако, кажется, что ты не особенно радуешься, – сказал Серый господин, слабо улыбаясь.
Момо покачала головой. Странное чувство охватило ее: будто все ее друзья навеки исчезли из мира – нет, будто их никогда и не было! Будто все они жили в ее воображении. Вместе с тем она почувствовала нечто предостерегавшее ее.
– Я некоторое время наблюдал за тобой, – продолжал Серый господин, – мне кажется, что ты вообще не знаешь, как надо играть с такой замечательной куклой. Показать тебе?
Момо удивленно взглянула на него и кивнула.
– Хочу иметь много-много вещей, – внезапно заквакала кукла.
– Вот видишь, малышка, – сказал Серый господин. – Она сама все объясняет. С такой замечательной куклой нельзя играть, как с обыкновенной, это же ясно. Если ты не хочешь, чтоб тебе было с ней скучно, надо ей все время что-то предлагать. Смотри, малышка.
Он подошел к автомобилю и открыл багажник.
– Перво-наперво ей нужно много платьев, – сказал он. – Вот, например, прелестное вечернее платье…
Он вынул его и швырнул в сторону Момо.
– А вот шуба из настоящей норки. А вот шелковый халат. А вот костюм для игры в теннис. И лыжный костюм. И купальник. И костюм для верховой езды. И пижама. И ночная рубашка. И еще одна. И еще…
Он бросал вещи в кучу между Момо и куклой.
– Вот, – сказал он и снова слабо улыбнулся. – С этим ты можешь поиграть для начала, не так ли, малышка? Ты думаешь, что через несколько дней опять станет скучно? Но тогда надо предложить кукле еще кое-что…
Он нагнулся над багажником и опять стал выкидывать вещи:
– Вот, например, настоящая маленькая сумка из змеиной кожи, с настоящей губной помадой и пудреницей. А вот маленький фотоаппарат. А вот теннисная ракетка. А вот кукольный бинокль, тоже настоящий. Вот браслет, ожерелье, серьги, кукольный револьвер, шелковые чулки, шляпа с пером, соломенная шляпа, а вот весенняя шляпка, вот бадусан для ванн, а вот дезодорант для тела…
Он на минуту замолчал и испытующе посмотрел на Момо – как она скованно сидит на земле посреди всех этих вещей.
– Ты видишь, – продолжал Серый господин, – все очень просто. Надо иметь все больше и больше вещей, тогда никогда не будет скучно. Но может быть, ты думаешь, что совершенная кукла в один прекрасный день захочет иметь вообще все на свете и тогда опять станет скучно? Нет, малышка, не беспокойся! На такой случай мы имеем для Бэбигёрл подходящего партнера.
И он вынул из багажника другую куклу. Она была такой же величины, как Бэбигёрл, была такой же совершенной, с одной лишь разницей: это был молодой человек! Серый господин посадил вторую куклу рядом с первой и объяснил:
– Это Бэбибой! Для него тоже имеется богатый гарнитур.
И если это все – все – опять станет скучным, тогда мы найдем для Бэбигёрл подружку, и у этой подружки тоже есть гарнитур, который впору только ей одной. А у Бэбибоя найдется подходящий друг, а у того опять друзья и подружки. Ты видишь, никогда не будет скучно! Можно продолжать бесконечно, и всегда останется еще что-нибудь, что ты можешь себе пожелать.
Говоря это, он вытаскивал из багажника машины одну куклу за другой – казалось, его багажник бездонный – и расставлял их вокруг Момо, которая все еще неподвижно сидела на месте и испуганно смотрела на Серого господина.
– Ну? – спросил он наконец, пыхтя сигарой, пуская густые облака дыма. – Поняла ты теперь, как надо играть с такой куклой?
– Поняла, – ответила Момо.
Она вся дрожала от холода.
Серый господин с довольным видом кивнул, затягиваясь сигарой.
– Ты, конечно, хотела бы оставить все эти прекрасные вещи у себя, не так ли? Хорошо, малышка, я дарю их тебе! Ты все это получишь – не сразу, но одно за другим, понимаешь? – и еще много, много чего другого! И тебе не надо за это ничем расплачиваться. Только играть должна ты со всем этим так, как я тебе объяснил. Ну, что ты на это скажешь?
Серый господин улыбнулся ей с нетерпением, но так как Момо ничего не говорила, а только серьезно смотрела на него, он торопливо подсел к ней:
– Теперь твои друзья тебе больше не нужны, понимаешь? У тебя будет достаточно развлечений, если все эти прекрасные вещи будут принадлежать тебе, к тому же ты все время будешь получать все новые и новые, не правда ли? Ты же хочешь этого? Ты хочешь иметь эту замечательную куклу? Ты непременно хочешь ее иметь, не так ли?
Момо смутно почувствовала, что ей предстоит борьба – более того: что она уже втянута в эту борьбу. Но она не знала, как бороться и с кем именно. Ибо чем дольше она внимала странному гостю, тем сильней испытывала к нему то же чувство, что и к кукле: она слышала голос, который говорил, она слышала слова, но не слышала того, кто говорит. Она покачала головой.
– Что такое, что? – спросил Серый господин, приподняв брови. – Ты все еще недовольна? Современные дети, действительно, слишком требовательны! Может, ты скажешь мне, чего этой роскошной кукле еще не хватает?
Момо смотрела в землю, задумавшись.
– Мне кажется, – сказала она тихо, – мне кажется, ее нельзя полюбить.
– Об этом вообще не может быть и речи! – сказал Серый господин ледяным тоном.
Момо посмотрела ему в глаза. Человек навевал на нее страх исходящим из глаз холодом. Вместе с тем ей странным образом было жаль его, хотя она не могла бы сказать почему.
– Но мои друзья… – сказала она, – я их люблю.
Энде М. Момо: Сказка о похищенном времени
Момо взглянула на него с благоговением.
– О, – произнесла она тихо, – ты его сам делаешь? Мастер Хора улыбнулся:
– Нет, моя девочка, я всего лишь управляющий. Моя обязанность – выделить каждому человеку столько времени, сколько ему определено.
– Не можешь ли ты тогда сделать так, чтобы Серые господа не воровали у людей время?
– Нет, этого я не могу, – ответил Мастер Хора. – Люди должны сами решать, что им делать со своим временем. И защищаться они должны тоже сами. Я только выдаю каждому, что положено.
Момо оглянулась вокруг:
– И для этого у тебя столько часов? Для каждого человека – часы, да?
– Нет, Момо, – возразил Мастер Хора. – Все эти часы – просто моя коллекция. Они всего лишь несовершенная копия того, что находится в груди у каждого человека. Ибо так же, как даны глаза, чтобы видеть свет, и уши, чтобы слышать звуки, – так же дано сердце, чтобы воспринимать время. Время, не воспринятое сердцем, пропадает так же, как пропадают краски радуги для слепого или для глухого – пение птиц. К сожалению, на свете много глухих и слепых сердец, которые ничего не ощущают, хотя и бьются.
– А если мое сердце когда‑нибудь перестанет биться? – спросила Момо.
– Тогда окончится и твое время, милая девочка, – ответил Мастер Хора. – Всю свою жизнь ты как бы возвращаешься сквозь время назад – сквозь все твои дни, ночи, месяцы и годы. Ты путешествуешь, пока не придешь к большим круглым серебряным воротам, через которые ты когда‑то вошла. в этот мир. Через них ты опять выйдешь.
– А что там – по другую сторону этих ворот?
– Оттуда приходит музыка, которую ты уже иногда слышала. И ты тогда тоже – часть этой музыки, один из ее звуков…
Он испытующе посмотрел на Момо:
– Наверно, ты этого еще не понимаешь?
– Понимаю, – тихо ответила Момо. – Думаю, что понимаю.
Она вспомнила, как шла задом наперед по Переулку‑Никогда, и спросила:
– А ты – не смерть?
Мастер Хора улыбнулся, помолчав некоторое время, потом ответил:
– Если бы люди знали, что такое смерть, они бы ее больше не боялись. А если бы они не боялись, то никто больше не смог бы воровать у них время их жизни.
– А почему не объяснить это людям? – предложила Момо.
– Ты думаешь? – спросил Мастер Хора. – Я говорю им это, когда отпускаю время, – ежечасно. Но боюсь, что люди просто не хотят меня слушать. Они хотят верить только тем, кто нагоняет на них страх. И это тоже загадка.