Пустая самость и опасности привязанности

Kapral

Это статья о работе с пациентами, которые ощущают хроническую пустоту, истощение и одиночество, но при попытке установить связь с другим человеком испытывают настолько сильную тревогу от перегрузки и потери себя, что вынуждены снова отступить в одиночество. Часто они ощущают собственную «неправильность», не зная, в чём она заключается. Похоже, им как будто недостаёт базового понимания того, как находить себя или оставаться самими собой в присутствии других. Рассказывая о себе, они говорят: «я чувствую пустоту», «того, что я чувствую, не существует», «переживание не сохраняется», «того, что я делаю, на самом деле не происходит», «покинув это место, я не могу вспомнить, о чём мы говорили», «я чувствую, будто все, кроме меня, знают, как устанавливать связи, но я не могу спросить», «я не знаю, как быть с людьми, не теряя себя», и так далее.

В отличие от людей аутистического спектра, эти пациенты явно желают связи с кем-то ещё, но похоже, что они не знают, как начать это делать, как если бы у них не было инструкции или карты. Увы, когда они начинают попытки установить связь, возрастает потенциал стыда. Из-за саморефлексии они остро сознают всё, чего, как им кажется, недостаёт в их самости, и у них развивается своего рода аллергия на пребывание в связях.

Двигаясь c клинического уровня, мы наблюдали интервенции, которые казались полезными для этих пациентов, и пытались сформулировать, каким образом о них следует мыслить. Мы полагаем, что в ранние месяцы нормального развития главный опекун пребывает с младенцем во взаимном ориентирующем обмене, в ходе которого создаётся и выстраивается множество базовых функций самости и эго. Эти функции подразумевают поддерживающий объект, который выражается и через внешнюю поддержку материнским телом (то, как младенца носят, укачивают и мягко держат), и через эмоциональное присутствие и настрой матери, отражаемые в её улыбке, взгляде, вокализациях и обеспечении жизненных потребностей в ответ на жесты младенца. Защита, предлагаемая этим поддерживающим объектом, критически важна для того, чтобы психика развила собственный внутренний центр тяжести. Без этого центра у ребёнка не будет системы координат для ориентирования себя, для измерения времени или степени близости, или для развития стимульного барьера и контейнирующей функции.

У обсуждаемых пациентов это раннее выстраивание или обеспечение базовых функций развития было искажено или непроработано, и они зачастую сообщают о ранних генерализованных переживаниях отсутствия поддерживающего объекта. Наиболее важно тяжкое нарушение интеграции этих функций в холистичной, исправно действующей самости, зачастую потому, что опекун не может предоставить адекватное сдерживание и контейнирование по причине отщепления её собственных материнских функций и отсутствия стабильного доступа к ним.

В норме мать начинает с того этапа, на котором находится ребёнок, и помогает обеспечивать ребёнка функциональной способностью пользоваться его или её внутренним и внешним миром. В случаях, когда это происходит недостаточно хорошо, ребёнок остаётся с пробелами в функционировании, которые могут обнаружиться в любой сфере жизни. Альварез (Alvarez, 2012) захватывающе описывает труд детей и подростков «у самого основания человеческих взаимосвязей» (p. 6). Именно эти ранние уровни психической ткани и являются областями, к которым мы пытаемся обращаться при лечении таких взрослых пациентов.

Например, некоторым трудно проходить лечение, потому что они не могут следовать базовому правилу, или следование ему вызывает у них тревогу. Предписание Фрейда «говорить обо всём, что возникает в уме» имеет мало смысла для тех, кто не уверен, где находится в мире, не уверен в границах самости и не достиг способности рефлексивно наблюдать за собой. Для невротического пациента, описанного в книге Фрейда о снах (1900), ассоциации в основном разворачиваются горизонтально, затем постепенно углубляются и образуют ядро, связанное с желанием какого-либо объекта. У рассматриваемых пациентов ассоциации также обычно разворачиваются горизонтально, но часто не образуют более глубокого ядра, связанного с объектом, из-за дефективности связи с их первичным объектом.

Кроме того, их конфликты обычно касаются не только противостояния драйвов и защит, но и мощных экзистенциальных дихотомий жизни, например, «жить или умирать», «быть или делать», «реальность или нереальность», и так далее. Это создаёт бинарные дилеммы «или-или», которые медленно разрешаются только в долгом процессе колебания и оплакивания, а не с помощью инсайта при вербальных интерпретациях (Kris, 1984).

Эти пациенты могут жить в своей субъективности, но часто она ощущается как бурлящий хаос, не имеющий пользы для их самонаправления. В таких случаях аналитик действует в зоне ближайшего развития (Выготский, 1978), помогая пациенту именно отыскивать, о чём ему или ей хочется говорить сегодня, и как ему или ей это сделать. Аналитик располагается так, чтобы помочь способности пациента взаимодействовать и позволить пациенту пользоваться аналитиком.

+ Случай 1. Когда мужчина средних лет явился на первую сессию, он не был уверен в том, как дать знать о себе терапевту. Вместо того чтобы воспользоваться звонком или повернуть ручку двери, он в течение нескольких минут деликатно с перерывами постукивал по двери, пока его терапевт не пришёл проверить этот звук. За его первоначальным стеснительным появлением последовали другие визиты, когда он приносил множество сумок и вещей, занимавших много места. Ему оказалось трудно обсуждать пространство между креслами в комнате для консультаций, и он высказывался насчёт малейших изменений в расстановке кресел, особенно об изменении расстояния между ними. Его заботило, что его ноги вытягиваются слишком далеко в пространство, где располагались ноги терапевта. Несмотря на эту крайнюю чувствительность, он позволял себе трогать и передвигать многие предметы в комнате. Эта заметная нерешительность насчёт того, сколько места занять, повторялась и в его личных отношениях, где он часто ощущал то задавленность, то отсутствие ограничений. Позже мы узнали, что эта трудность в саморегуляции сопровождалась нарушением базовых функций: цикла сна и бодрствования, регуляции температуры, питания и уровней стимуляции и покоя, что приводило к чередованию периодов излишеств и воздержания.

Комментарий. Таким пациентам часто трудно узнавать собственные или чужие границы, или своё географическое положение во времени и пространстве, и такие трудности часто выражаются в психосоматических проблемах, затрагивающих кожу и ЖКТ, или в расстройствах питания.

+ Случай 2. Молодая женщина с расстройством питания услышала, что её терапевт собирается уехать на неделю. Затем она пошла купить себе очень тёплый свитер. Было ясно, что для неё терапевт начал осуществлять функцию «кожи Я» («психической кожи», skin ego), которую она теперь пыталась заменить конкретным способом. Её финансовые ресурсы были минимальными, и найдя понравившийся свитер, который, однако, был слишком маленького размера, она всё равно его купила, решив немного похудеть, чтобы он ей подходил. Для неё было совершенно разумным попытаться изменить своё тело, чтобы влезть в свитер. Ей было трудно представить, что в окружающей среде для неё может найтись свитер подходящего размера. Наконец, она не была вполне уверена в размерах или форме собственного тела, которое ощущалось довольно зыбким. Можно было понять, кажется, что для неё тело ощущалось не отдельной, прямой, самостоятельной единицей, а чем-то похожим на амёбу, расплывающимся, способным непредсказуемо становиться то очень маленьким, то очень большим, и трудно поддающимся регуляции.

Комментарий. Обычно у людей есть довольно ясное представление о соотношении собственных «габаритов» и окружающего их мира, но не у этой женщины. Иногда, когда дела шли хорошо, она считала себя куда крупнее, чем была на самом деле, а в менее удачные дни представляла себя крошечной и бессильной. Пока мы не начали говорить о таких «гулливерских» изменениях в образе тела, она не сознавала их, но за годы они медленно пришли в норму, как и многие другие составляющие постоянства её самости.

Всем таким пациентам очень трудно находить такой образ тела, который ощущался бы более или менее стабильным и устойчивым во времени. Ещё они испытывают постоянные затруднения в переживании и выявлении своих желаний и эмоций. Особенно трудно им отличать эмоции, ощущающиеся «реальными» (как бы собственные), от эмоций, которые ощущаются «фальшивыми» (как если бы это были чувства других людей, или если бы пациенты обязаны были их ощущать).

+ Случай 3. Первокурсница колледжа жаловалась, что ей трудно различать чувства, действительно отражающие её самость, и чувства мимолётные или возникающие по обязательству, от давления кого-либо ещё. Её тревожил вопрос свиданий, но она не была уверена, что действительно знает, кого хочет или кто ей нравится. Таким образом, она преодолевала тревогу перед свиданиями, настаивая, что способна с первого взгляда сказать, полюбит ли мужчину, с которым у неё свидание, или выйдет ли она за него замуж. Ей казалось, что любовь с первого взгляда будет столь сильной, что её нельзя будет отрицать – этакое псевдознание, позволяющее избегать тревоги неопределённости.

Комментарий. Хотя такое предварительное знание и может служить заменителем более аутентичного, пока последнее недоступно, оно часто подводит, потому что слишком нагружено тревогой, сковывает и ставит в ситуацию выбора «или-или». Это попытка удерживать себя, чтобы избежать катастрофической тревоги полной неизвестности и падения в бездонную пропасть. Ранняя история жизни у многих таких пациентов определялась травмой и утратой.

+ Случай 4. Молодая женщина рано потеряла мать из-за непредвиденной катастрофы. Когда она была ребёнком, отец видел в её лице вопрос «где моя мать?», на который не мог ответить. При взгляде на дочь отца наполняла скорбь. Вместо того чтобы ответить на вопросы своего ребёнка контейнированием, в котором она нуждалась, он отвечал вторжением собственного подавляющего аффекта. Из-за этого она не только осталась в одиночестве, но и была отягощена потребностями своего отца и сложным замешательством по поводу того, где её мать и что произошло.

Комментарий. Часто такие пациенты как будто идентифицируются с ранним объектом, который был подавлен, причинял боль или вовсе отсутствовал. Иногда кажется, что они идентифицируются с самим отсутствием и депривацией, и с пустотой болезненной тоски. Это часто сопровождается смешением самости и объекта, которое наиболее явственно проявляется в регрессии при переносе.

+ Случай 5. Находящийся в регрессии при переносе один мужчина спросил: «вы сейчас вдохнули; вы дышите для меня?». Другой спросил: «почему у вас здесь эта картина? Она должна на меня как-то подействовать?». Позднее, в ходе терапии одна женщина спросила терапевта: «как вы это запоминаете? Как я могу помнить, если нет никого, кто удерживал бы мою память?». Она вспомнила, что однажды её мать была сильно расстроена и не смогла забрать её после школы. Она была одна, растеряна, и не знала, когда придёт мать, и чувствовала, что не может никого об этом спросить. Когда ей было 10-11 лет, она начала проявлять деструктивное и самоуспокаивающее поведение: воровала деньги и еду, а затем стала переедать.

Комментарий. Здесь мы видим, насколько эти дети нуждаются в помощи взрослых, чтобы ориентироваться в мире, и как из-за отсутствия такой помощи и навязчивого отягощения потребностями родителя они убегают от мира отношений в мир субстанций, неодушевлённых предметов и ошибочных причинно-следственных соответствий.

+ Случай 6. Молодой мужчина боролся с ощущением «ступора» всякий раз, когда ему нужно было принять решение, особенно насчёт работы и отношений. Когда речь зашла о его подруге, он сказал: «когда она сближается со мной, я чувствую всё большую тревогу, как будто она в итоге завладеет мной полностью, и я вовсе исчезну. Поэтому я стараюсь держаться от неё подальше или поддерживать определённую дистанцию, но по мере отдаления я всё больше теряю уверенность в том, что я на самом деле здесь, что я действительно существую в мире». … «Мне больше всего нравится зима, потому что можно ощущать холод всем собой, и знать, что живёшь!». Позднее он жалобно попросил: «вы сможете помочь мне с этим? Вы знаете, что делать?».

Этот мужчина, чья внутренняя жизнь ощущалась для него ледяной тундрой, пустынной и бесплодной, вырос в холодной отдалённой области в Англии. За два года до его рождения мать родила мёртвого младенца, и говорили, что с тех пор она была депрессивной и тревожной. Он запомнил её постоянно отсутствующей и занятой, она ездила в другие города по работе, а он ощущал одиночество. О себе он помнил, что ждал, постоянно испытывал одиночество и ждал, и никогда не был уверен в том, когда вернётся его мать. Однако этот образ матери, которую он никогда не мог поймать, чередуется с другим её образом: матери, которая приводила его в бешенство настойчивыми придирками, в первую очередь из-за собственных тревог. Также в его уме сохранился образ отца, работавшего строителем, высоко на строительных лесах, компетентного, даже героического, но недостижимого: он не хотел учить сына ничему, что делал сам, потому что «это было слишком непредсказуемым и слишком опасным делом».

Мальчик рано начал мастурбировать, и было ясно, что компульсивная мастурбация, активное катание на коньках и дрожь от мороза – лишь немногие из множества заменяющих занятий, поддерживавших в нём ощущение того, что он жив. Мы также начали понимать, что его предпочтение устраняться из взаимодействий с людьми и даже своей подругой было не действительным предпочтением одиночества, но скорее нелёгким выбором между двумя полюсами аннигиляции: общаться с подругой при опасности быть поглощённым её потребностями, или ощущать безопасность в состоянии изоляции и пустоты, постоянно пытаясь почувствовать себя живым.

Комментарий. В детстве такие пациенты часто испытывали сильное одиночество, и старались сохранить ощущение того, что живы, постоянной мастурбацией, бесконечным просмотром порнографии, нанесением себе порезов, самобичеванием и другими мазохистскими практиками, при которых испытывали интенсивные воздействия или эмоции. Они будто говорили: делайте со мной что хотите, чтобы я мог что-то почувствовать, и знать в своём теле, что живу. У других пациентов это же чувство проявляется в актах садизма: при этом угасающая и растворяющаяся самость ощущает подпитку от пыток и убийств других, чтобы оживить себя.

Последовательность развития кажется следующей: сначала угасающая самость пытается установить идеализируемого другого, диктатора или богоподобную фигуру, которой может мазохистически подчиниться, чтобы упрочить себя. Если это не удаётся, самость регрессирует до садистических заявлений, заявлений о необузданном всемогуществе: она вообще ни в ком не нуждается и может делать что пожелает, без ограничений (Bach, 1994; Bach & Schwartz, 1972). Такие пациенты уязвимы и снаружи, и изнутри. Снаружи – ранняя материнская среда не обеспечила их адекватным щитом, чтобы они могли сопротивляться покушениям на себя, а внутри они ещё недостаточно присвоили свои драйвы (влечения), ещё не сделали их своими собственными, поэтому также уязвимы перед бесконтрольными инстинктами. Часто они живут в непосредственном и конкретном мире, без чувства прошлого и будущего, и в страхе быть проглоченными и захваченными. В каждый момент и при каждом взаимодействии справляться для них огромная неотложная задача, как и опасная работа по сохранению своей самости.

ПУСТАЯ САМОСТЬ И ОПАСНОСТИ ПРИВЯЗАННОСТИ
Шелдон Бах, Карина Гроссмарк, Элизабет Кэндалл

Переводчик Вадим Ренатов

auran111

Kapral, ты меня "убила" этой статьёй... я понял, что страстно желаю жить в каком-нибудь сюрреалистическом мире, где можно делать сказочные вещи и дела, а здесь, в реальной жизни, мне сейчас нужно идти завтракать, а потом быть полностью поглощённым мерзким и неинтересным сдиранием старой штукатурки в доме у тёти, так как кроме меня ей больше ни кто не поможет...

ksu

интересно,спасибо.

Liminary

не люблю подобного рода психологию, по причине того что потом это начинают примерять на окружающих... Взять тех же психотерапевтов, они следую шаблонам и прямо выискивают соответствия пациента хотя бы к одному шаблону чтобы поставить диагноз.

Kapral

Трудно помогать человеку без диагноза

Liminary

Может и так, но у меня тут тоже неоднозначная реакция в силу того, что изучая немного другие вещи, противостояние полов и дискриминацию, находились интересные вещи. Я люблю подвергать сомнению даже то что сам пишу, а уж шаблоны...Как то они не укладываются в моей голове, не знаю почему...Да и с другой стороны, искать симптомы и лечить их, не вникая в те вещи которые породили и создали ситуацию. Думаю лучше смотреть глубоко в детство, все проблемы всегда оттуда, особенно тяжелые и психологические.

Kapral

Я тут недавно как-то приняла для себя, что мое детство уже закрыто. Я не могу вернуться туда и что-то изменить, потому, даже если я увижу корни, которые стали основанием какой-то проблемы,
— это ничего не изменит. Это уже произошло и повлияло. У меня есть настоящее, в котором что-то я могу изменить, а что-то просто принять как данное, а где-то принять колесики )

Kapral

Я уже довозвращалась до того момента, что стала подтасовывать факты и заниматься откровенным самообманом

Liminary

хм..в моей картине мира это выглядело иначе, ну в смысле вернувшись в тот момент, проработать его как то и отпустить, по типу забрать заряд энергии из того момента, и положить просто в архив памяти, чтобы этот заряд не вызывал своих последствий... По типу сборки энергии которую мы разбросали пока шли в этом мире...

Liminary

не знаю, может это сложно понять, и у меня просто так Плутон влияет, разрушая то что мешает трансформации. Но вот например момент: давно не общался с человеком пару лет, находит он меня в сети и отправляет фото наши детские, а у меня никаких эмоций, совсем, просто фото, просто человек, что хочет? забил, ничего не ответил, фото не сохранил. Просто равнодушие и безразличие было к прошлому и к человеку на тот момент времени. А вот то что я это написал видимо где то есть зацепка за этот момент, которую бы стоило обработать, дабы не вспоминать, этот момент...Но тогда я бы не привел пример...Парадокс на самом деле...

Kapral

Я не могу сказать, что перемещаться в травмированные воспоминания — это ресурсное занятие, наоборот, мое прошлое жрет мое настоящее, в том плане, что вместо моего пребывания здесь и сейчас мне постоянно приходиться возвращаться (в поисках целостной картины, в поисках какой-то первопричины, словно, если я ее найду, то смогу себя излечить и обезопасить). А по факту я опять теряю день и откладываю свою жизнь на потом.

Так же мотивацией таких погружений у меня служил (не знаю как назвать), какой-то ментальный селфхарм. Вероятно у меня низкая чувствительность дофаминовых рецепторов тк я чувствую только самые глубокие и сильные потрясения.