Стихи (и песни)

Navalmoral

Николай Некрасов

***

Наконец из Кенигсберга
Я приблизился к стране,
Где не любят Гуттенберга
И находят вкус в говне.
Выпил русского настою,
Услыхал "ебёну мать",
И пошли передо мною
Рожи русские плясать.

JUL

Дни расплетают тряпочку, сотканную тобою.
И она скукоживается на глазах, под рукою.
Зеленая нитка, следом за голубою,
Становится серой, коричневой, никакою.
Уж и краешек виден того батиста.
Ни один живописец не напишет конца аллеи,
Знать, от стирки платье невесты быстрей садится,
Да и тело не делается белее.
То ли сыр пересох, то ли дыханье сперло.
Либо: птица в профиль ворона, а сердцем - кенарь.
Но простая лиса, перегрызая горло,
Не разбирает, где кровь, где тенор.

Бродский

JUL

Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.

Арсений Тарковский

JUL

Долго ль Меджнуну просить всё воды, медовой воды?
Лучше побей себя камнем, выпей вина, взыграй до звезды,
целое небо разбей на созвездия, собери хор планет,
вынь из груди свои рёбра и сделай свет

неприступно-ночным, как очи твоей Лейли,
закрученным в боль творения, словно кудри твоей Лейли,
лёгчайшим и беспечальным, как дыханье твоей Лейли,
а затем исчезни в зерне граната, попав на зубок Лейли.

Тебя здесь пока не знают. Тебя ещё не прошли.


Виктор Качалин

JUL

1.

Нет ни одной у света стороны,
Все боги некой линзой сведены,
Как в фокус. В каждой точке нераздельно
Без ангелов и льда хранит
Свое бессмертье алфавит,
И нянчит, будто в колыбели.

2.

В этом имени есть
Мельницы солнц и безмолвия волны,
Гнева крепкий и точный алмаз,
Есть ветры пустыни, что оставляют
От каменных книг
Только рассыпанный шрифт…
Есть небесный дракон, пожирающий камни
И обнажающий их бесконечность.
Вот этот мир. Он не буквален.

3.

Самый разгар! Жизнь уже не фальшивит на меди.
Верхняя нота самозабвенья –
Души, как пар, растворяются в небе,
Освобождение – в каждом мгновеньи…


Валерий Демин

JUL

Поговори с Богом, когда тебе совсем не с кем поговорить.
Когда все спят и некому написать и некому позвонить.
Когда ты в глуши, в дороге, там, где не ловит сеть -
Спроси Его о том, о чём ты всегда хотел знать
И боялся спросить.

Когда скоро уже рассвет и на свет ночника прилетит мотылёк,
То свет твоей лампы и шорох и трепет - вот это и будет Бог.
И в постель неуютную, где ты одинок и наг,
Бог ляжет к тебе и обнимет тебя - вот так.

Мария Стрельцова

Liminary

Исповедь вервольфа
Михаил Вахтин

Была нелегкой жизнь моя,
Забытый дьяволом и богом,
Я брел во мраке бытия
По скользким и кривым дорогам.

Как дым рассеялись мечты,
И от надежд лишь прах остался,
Я за собой сжигал мосты,
Сам от себя бежать пытался.

Я обрести не мог покой,
И всей душой своей, и телом
Свободы жаждал, да такой,
Которой нет на свете белом.

Она являлась мне во снах,
Я лишь о ней все время думал,
И в четырех своих стенах
Искал её, как пятый угол.

Казалось, мир сходил с ума,
Мне было в нем невыносимо,
Он для меня стал как тюрьма,
Как зона строгого режима.

Вокруг царил кромешный ад,
И ни конца ему, ни края,
Как будто кто-то был так рад,
Моим сознанием играя.

Я бился в стену головой,
Молился богу – все без толка,
Но вдруг в ночи раздался вой,
Вой умирающего волка.

Я в нем услышал зов судьбы,
Сквозь тяжкий стон тоски и боли,
И жажду яростной борьбы,
И торжество бескрайней воли.

Сияла полная луна
Своим волшебным дивным светом,
Понять меня одна она
Могла в проклятом мире этом.

И откровение небес
Зов крови в сердце пробудило,
Меня манил дремучий лес,
Его таинственная сила,

И крик израненной души
Наружу рвался из гортани,
Я волком выл в лесной глуши,
В себе открыв иные грани,

И серый хищник вторил мне,
А, может, это пела вьюга,
Я руки вскидывал к луне,
И мы смотрели друг на друга.

И я бежал под вой пурги,
Бежал, глазам своим не веря,
Увидев то, как след ноги
Стал отпечатком лапы зверя…

С тех пор я стал совсем иной,
Меня прозвали серым бесом,
Как брат с сестрою мы с луной,
Как сын с отцом с дремучим лесом.

Да, я нашел то, что искал:
Свой дом, свой кров, свою обитель,
И что бы кто ни предрекал,
Лишь я судьбы своей вершитель!

Творящий страшные дела
Во имя правды и свободы,
На рубеже добра и зла,
Суровый страж родной природы.

С самим собой наедине
Я вскоре понял в полной мере,
Что волк всегда сидел во мне,
И что внутри все люди звери.

Пусть нет друзей, зато врагов
Не сосчитать и не измерить,
Но я вам дать отпор готов!
Хотите – можете проверить!

Лай волкодавов за спиной,
Кругом расставлены капканы,
Но мне поможет дух лесной,
И я разрушу ваши планы.

А ну-ка прочь с моей земли,
Коль дорожите головами!
Неужто вы за мной пришли?
Нет. Это я пришел за вами.

Мои разящие клыки
Белы, как снег, остры, как бритва,
Я разорву вас на куски!
Моя стихия – это битва!

Я быстр, как молнии удар,
Неуловим, как ветер в поле,
Мне дан судьбой великий дар –
Не ведать страх, не чуять боли.

Мой вой разрежет тишину,
Луна нальется цветом крови.
Я объявляю вам войну!
Война – как много в этом слове!

Смерть обнажит свою косу,
И упадет на снег двустволка.
До новых встреч в моем лесу.
Вервольф – обретший душу волка…

Liminary

Волкодав
Михаил Вахтин

У принца валлийского был волкодав,
Огромный и сильный, ирландской породы,
Имея покладистый преданный нрав,
Служил он хозяину долгие годы.

Родился наследник у принца с женой,
Все счастливо жили в любви и достатке,
Но как-то, вернувшись с охоты домой,
Увидел он пса возле детской кроватки.

В крови были челюсти, зубы и нос,
Багряные пятна на белой постели,
Принц выхватил нож, над собакой занёс,
Неистовство с яростью им овладели.

Клинок волкодаву он в сердце воткнул,
Но вдруг за стеною услышал плач сына,
В соседнюю комнату дверь распахнул,
И взору предстала такая картина:

Живой невредимый младенец в углу
Сидел, весь дрожа, с перепуганным взглядом,
На залитом кровью паркетном полу
Растерзанный волк распластался с ним рядом.

Назвал принц деревню в честь пса своего,
Пытаясь хоть как-то исправить ошибку,
И с тех самых пор на лице у него
Никто из придворных не видел улыбку.

JUL

Сеть мира не слышит, но ловит тебя...
Ты пойман Сетью, поскольку сам - её часть, ячейка.
Ты создан как часть, подобная Целому,
Поэтому ты - Сеть для себя.
Узлы Её и узы - одно...
Позволь расплестись им -
Отложи свою волю,
Ничто из этих узлов не являлось тобой.
Хотя ты и связан со всеми,
Оставь эту магию взаимных движений
Царей и черни, Луны и Солнца.
Они растворятся в Едином,
Непостижимом для них, пока они живы.
Оно проглотит их, не поперхнувшись,
Мягко, поскольку Безмерно.
Жизнь в Едином не имеет препятствий, а значит и сопротивленья.
Это и есть то небо, в котором движенье свободно.
А все, кто удержан от освобождения страхом,
Друг для друга станут единой толпой,
Профанным единством - взамен испугавшей их Бездны.
Это их способ выжить, стозевный и лаяй.

Валерий Демин

alira_e_cairan

"Бог еще не прикрыл этот грязный, гнилой бардак,
и устроить всемирный потоп еще не готов,
потому, что люди исправно выгуливают собак,
потому, что люди послушно прикармливают котов.

И пускай они убивают других людей и богов,
пишут жуткие книги, марают свои холсты,
не хватает крепкой руки и просоленных батогов:
человечество – это прислуга для красоты.

Мы живем для того, чтоб коровам крутить хвосты,
добывая роуминг, пестуя закрома,
подражаем птицам, рожаем в горах цветы,
красота такая, что можно сойти с ума.

Обхватив колени, сидишь на исходе дней,
и глаза твои, запотевшие от вина –
видят бледных всадников, всех четырех коней,
а за ними – волны и новые племена."

Александр Кабанов

JUL

Чему смеялся я сейчас во сне?
Ни знаменьем небес, ни адской речью
Никто в тиши не отозвался мне...
Тогда спросил я сердце человечье:

Ты, бьющееся, мой вопрос услышь, -
Чему смеялся я? В ответ - ни звука.
Тьма, тьма крутом. И бесконечна мука.
Молчат и Бог и ад. И ты молчишь.

Чему смеялся я? Познал ли ночью
Своей короткой жизни благодать?
Но я давно готов её отдать.
Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.

Сильны любовь и слава смертных дней,
И красота сильна. Но смерть сильней.

Джон Китс, перевод С. Маршака

Solnka

помню зимнее утро, колючий шарф,
двухлетним кульком на санках, едва дыша
еду: чёрный мороз, визгливый снег,
уже-человек.

приходит зов, он имеет внятную власть,
обещает свет, но держит в кармане фигу.
высота пугает не тем, что можно упасть,
а голосом нежным внутри: ну, давай же, прыгай!

мрак подходит к тебе, некрасиво щерясь,
мрак проникает в тебя и выходит через
то, что нам привычней назвать слезами.
как же он терзает!

моя судьба - раздолбанным Колизеем
стоять среди потеющих ротозеев
и медленно рассыпаться под их ногами.

и день за днём, как замкнутые круги,
ты ясно слышишь: ну же, не стой, теки!
но ты - давно не вода, а тяжелый камень.

а голос продолжает: не тормози!
но ты в руках у друга, а друг – Сизиф,
и он тебя катит в гору, и, не спросив, -
вниз и сначала
назавтра. ты валяешься. вот - твой след.
ты снова - камень, как тебе и пред-
назначалось.


Лия Киргетова

JUL

Сбывшееся.
Не подцепляется.
Шёлковой ниткой сскользнувшей со спиц.

Положить на колени.
Плакать, вздохнуть.
Просто дыши.
Просто дыши.

Сколько же надо
вернуть назад
- петель, шагов, стежков.
Шёлковых ниток.

Несказанных слов
кругами по хрупкой воде
вспять обернуть
в чистом, хрустальном пруду.

В кончиках пальцев
трепещет ответ:
"Я без тебя никуда не пойду."

Это та самая Ольга Таволга, о которой я так часто пишу в последнее время - шаманка и кукольный мастер

JUL

внутренний кшатрий говорит
отражай будь как струна стреляй
сочиняй иди в наступление за свой рай
до горизонта здесь нихрена
но это неважно вокруг война
прорезает тьму нисходящий свет
серебром усиленный во сто крат
ничего не бойся ломает лед
тишина внутри так иди вперед
а по необходимости
и назад

внутренний шудра
мог бы поспорить с ним
что имеет значение только дым
поднимающийся над трубами и выходной
раз в столетие
все обусловлено обязано переплетено
раз наступил на крысу дальше будет швах
капает в подвале вода отражается
в разбитых очках что ты видишь
ебаный интеллигент в чем решение
этой задачи
работай
работай
работай
спи
мечтай
стать брахманом

внутренний брахман знает
что это сон
помнит о ритуале понимает
что ритуала нет получает некоторое
эстетическое наслаждение
вглядываясь в окружающий его бред

внутренний вайшья
среди этой тусовки неактуален
отвечает за авиаперелеты и обстановку
спален втайне от брахмана листает
книжки по мотивации обожает бесплатную
подписку на новые курсы рекомендует профессию
бальзаматора
внутреннему
шудре

и только внутренний неприкасаемый
закуривает чарас и уходит куда-то
где есть граница
не обозначенная ни на одной из карт

имя автора мне, к сожалению, неизвестно

Milky_Way

Navalmoral

Если ты киборг — это не повод
бить незнакомцев по жопе ногой,
если замкнуло в башке твоей провод —
вставь себе в голову провод другой.

Нечего пучить глаза на людишек,
незачем с треском руками вращать,
лучше энергии праздной излишек
тихо и нежно в девчонку вкачать.

Если ж девчонке не будет охота
хапнуть энергии дивной твоей,
сделай башкой один-два оборота —
лучше найдёшь и найдёшь красивЕй.

Вот киборгесса в скрипящем прикиде
мимо прошла, еле слышно звеня.
Что загрустил, что ты шепчешь «не выйдет!»?
Страшно? Ну, чёрт с тобой, трахни меня.

Кроме девчонок есть кибер-мальчишки,
те, что с парнями не прочь отдохнуть.
Пидорги — так называют их в книжке,
в модном романе «Про девок забудь!»

Пидорг! Какое прекрасное слово!
Пидорг — не брак, не ошибка творцов.
Пидоргом быть просто кайфно и клёво,
пидорг сложнее, в конце-то концов!

Трахни меня, застоявшийся кибер,
не фиг на девок таращиться зря!
Видишь над стойкой буфета, майн либер,
пидорг-картину «Три богатыря»?

Древние воины, киборгов предки,
там, средь степей и застав фронтовых,
ради здоровья большие пипетки
часто внедряли в друзей боевых.

Гордым славянам дух греческой веры
эти привычки благие принёс.
В греческом войске бойцы, офицеры
драли своих новобранцев, как коз.

Непобедимой считалась фаланга,
где ветераны дрались и юнцы,
нежно воркуя, до Инда и Ганга
греческие доходили бойцы.

Что же сейчас ополчились уроды
на освящённый веками уклад?
Нет, пидорг — это не веянье моды,
не баловство современных ребят.

Кибер-конструкторы всласть потрудились,
усовершенствовав наши тела.
Дырки удобные в них появились,
втулки, огромные, как у осла.

Зря, что ли, вложены эти усилья?
Нет, не пропал титанический труд!
Братья! Расправьте незримые крылья!
Пидорги — так нас отныне зовут.

Вадим Степанцов

Navalmoral

Eva

Старый университетский корпус, который называют “Казарма”, и почти всегда
закрытый
Ботанический сад; некоторые из нас перепрыгивали на роверах невысокие цепи
ограды,
Останавливался перекрёсток, проклиная перемену Света. Мои незрелые духи
Будут беречь Тебя, Ева. В тот раз я долго не открывал, вдыхая запах
Ванны, наполненной розами после школьного праздника, шампуня “Соль с
вишней”, который Ты
Любила; Министр внутренних дел кефирной страны пунктуально закрывал свои
границы
Каждое утро, когда пора было бежать на Стадион, и в ветвях шумели
пробуждённые;
Я терпеливо ждал, пока Ты поговоришь со старшими, я представлял себе штурвал и вращал
Перед Тобой изображение, полное неизвестных мне знаков, узнавал себя и ставил
на
Отметку “0”, и двигался, как в усыпительном танце; узнавал Твоих друзей и
домашних животных,
И тоже назначал им числа, рядом с собой. А потом слишком глубоко залетали
птицы,
Я всё-таки говорил Тебе на наречии перьев, но знаешь, как перья всё пропускают,
Словно пьяный патруль. Это называется “синдром пеликана”, я был просто
блестящим
Образцом; и когда я с позором вернулся за парту, вспомнилась эта единственная
Твоя фраза:
“Чтобы не волноваться, я представляла людей деревьями”. Ева, я перестал
откликаться на
Своё имя.

Остап Сливинский

JUL

Между персиком и яблоком.
Жёлтым листом, вечерним льдом
по плечам, по щиколоткам.

Давай, утащим кого-нибудь!
На самое дно!
Когда перестанет думать,
что нечем дышать
- откроем глаза
- посмотреть на небо с самого низу.
Из-под воды.

Давай, утащим кого-нибудь
на самое дно!
Августа.

Пока он ещё здесь.
Пока провода поездов слышно за километры.

Ольга Таволга

JUL

Словно под Фукусимой облучённые куколки, недоучки,
Выцвели мы до рождения в сутолке, в прахе, в текучке.
Сожжены зёрна будущих лет. Адское озарение
Стёрло священные рощи. Их нет. Бесплодно предопределенье.

В симпатическом мире мы явились, как Слово - над нами.
Нагревались, чернея, змеились, как шрифт, становились словами.
Ослепла соль мира от солнца внутри,
Смотрит, а мир, в котором она - тьма.
Черта черту в каждой букве - зрит,
Но зрак её - мрак. От ума.

Бог есть огнь поядающий. Светит, уничтожая всё.
Тьму вещества растопляя, позволяя видеть, куда нас несёт.
В келье хрупкой, склеенной, как сувенир,
Что ты отдашь огню из мира, чтобы увидеть мир?

Валерий Демин

olya_podruga

Вот оно как… скончался елей…
Боженька! на тебе тазик – еще мне налей.

Milky_Way

На том конце земли, где снятся сны
стеклянные, сереют валуны
и можжевельник в изморози синей –
кто надвигается, кто медлит вдалеке?
Неужто осень? На её платке
алеет роза и сверкает иней.

Жизнь хороша, особенно к концу,
писал старик, и по его лицу
бежали слёзы, смешанные с потом.
Он вытер их. Младенец за стеной
заснул, затих. Чай в кружке расписной
давно остыл. И снова шорох – кто там

расправил суматошные крыла?
А мышь летучая. Такие, брат, дела.
Спит ночь-прядильщица, спит музыка-ткачиха,
мне моря хочется, а суждена – река,
течёт себе, тепла, неглубока,
и мы с тобой, возлюбленная, тихо

плывём во времени, и что нам князь Гвидон,
который выбил дно и вышел вон
на трезвый брег из бочки винной...
Как мне увериться, что жизнь – не сон, не стон,
но вещь протяжная, как колокольный звон
над среднерусскою равниной?

Бахыт Кенжеев

JUL

Предпоследний месяц года
подкрадывается - ледяные ладони к горлу.
Напоминает - что год назад, ты здесь потерял что-то.
Или посеял.
В снегу, в бреду. На окраине города.

И ты бы сбежал.
В страны, где снег на рекламах,
в хрустальных сферах.

Но ты принайтован, прикован
к этому невесомому
- кажется, проще иглу в стоге сена.

Цепь пахнет железом, морозит шею.
Всё как обычно.
И ты не сбегаешь.
Без обещаний на возвращение
смиренной и хрупкой листвой.

Ольга Таволга

lekca

упрощать все сложнейшее - радость и благодать.
не высказывать полностью правды - не значит лгать,
но и вовсе не значит внутри становиться чище.

говоря то, что думаешь, думать, что говоришь, -
как набрать в рот воды, и с одною водою лишь
приходить и выращивать травы на пепелище.

подавать руку тем, кто в ответ заострил ножи.
уберечь от всех пропастей юных глупцов во ржи -
и вести их к вершине, минуя глухие чащи.

всем уставшим - покой. всем пришедшим - дорог других.
каждой ноте - мелодию. каждому слову - стих.
сомневаться все реже, верить в себя - все чаще.

вдруг захотеть босиком, и идти босиком.
течь необузданным временем, светом, песком,
быть самой странной и в этом найти блаженство.

ощущать, как вселенная тихо коснулась твоей руки,
как любовь превращается в концентрические круги,
как идеал обретает несовершенства.

под ногами живет и волнуется море трав.
упрощающий сложное - мудр, богат и прав.
мудр сердцем, богат пониманием, прав покоем.

просто истина в малом: не стоит волочь багаж.
все вокруг - иллюзорность, обманчивость и мираж.
открываешь глаза - а оно уже не такое.

представлять себя ветром, бросаясь с обрыва вниз.
посмотрев в лицо смерти, не сдаться и выбрать жизнь.
находить все ответы, что так неустанно ищем.

на подъеме горы прокричать изнутри - жива!
приходить каждый вечер к реке, и смотреть, как шумит трава,
взращенная на пепелище.

Александра Воробей

Milky_Way

Р. Киплинг "За цыганской звездой" (Перевод Г. Кружкова)

Пусть будет и полная версия этого произведения.

Мохнатый шмель - на душистый хмель,
Мотылек - на вьюнок луговой,
А цыган идет, куда воля ведет,
За своей цыганской звездой!

А цыган идет, куда воля ведет,
Куда очи его глядят,
За звездой вослед он пройдет весь свет -
И к подруге придет назад.

От палаток таборных позади
К неизвестности впереди
(Восход нас ждет на краю земли) -
Уходи, цыган, уходи!

Полосатый змей - в расщелину скал,
Жеребец - на простор степей.
А цыганская дочь - за любимым в ночь,
По закону крови своей.

Дикий вепрь - в глушь торфяных болот,
Цапля серая - в камыши.
А цыганская дочь - за любимым в ночь,
По родству бродяжьей души.

И вдвоем по тропе, навстречу судьбе,
Не гадая, в ад или в рай.
Так и надо идти, не страшась пути,
Хоть на край земли, хоть за край!

Так вперед! - за цыганской звездой кочевой -
К синим айсбергам стылых морей,
Где искрятся суда от намерзшего льда
Под сияньем полярных огней.

Так вперед - за цыганской звездой кочевой
До ревущих южных широт,
Где свирепая буря, как Божья метла,
Океанскую пыль метет.

Так вперед - за цыганской звездой кочевой -
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.

Так вперед - за цыганской звездой кочевой -
На свиданье с зарей, на восток,
Где, тиха и нежна, розовеет волна,
На рассветный вползая песок.

Дикий сокол взмывает за облака,
В дебри леса уходит лось.
А мужчина должен подругу искать -
Исстари так повелось.

Мужчина должен подругу найти -
Летите, стрелы дорог!
Восход нас ждет на краю земли,
И земля - вся у наших ног!

auran111

Nightwish "Последнее путешествие этого дня" (перевод Mickushka)

Первый куплет:
Мы живём каждым мгновением, но это – особенное.

Почему мы не хотим признавать тех, кто столь сильно любит нас?

Что же есть Бог, если не та искра, что даёт начало новой жизни?

Улыбка незнакомца,

Нежная музыка, звёздные небеса,

Чудеса, тайны на протяжении всего моего пути,

Ранние пробуждения по утрам в домике на колёсах,

Аромат свежескошенной травы в лучах утреннего солнца,

Врата парка аттракционов открыты в ожидании...

Допев:
Каждый день в пути, каждый день к заходу солнца,

В поисках дороги домой.

Припев:
Однажды ночью мы проснёмся прямо посреди карнавала жизни,

Самое прекрасное в этом путешествии ещё впереди, на столь немыслимой высоте!

Так тяжело зажечь свечу, легче вместо этого проклинать тьму,

Это мгновение – заря человечества,

Последнее путешествие этого дня.


Второй куплет:
Просыпайся, мёртвый мальчик,

Входи в страну приключений.

Фокусники и волшебники покажут тебе, что всё это реально.

Беспечные жонглёры, заклинатели змей следуют за тобой попятам.

Это мгновение волшебно,

Абракадабра.


Допев:
Каждый день в пути, каждый день к заходу солнца,

В поисках дороги домой.

Припев:
Однажды ночью мы проснёмся прямо посреди карнавала жизни,

Самое прекрасное в этом путешествии ещё впереди, на столь немыслимой высоте!

Так тяжело зажечь свечу, легче вместо этого проклинать тьму,

Это мгновение – заря человечества,

Последнее путешествие этого дня.

Источник: Лингво-лаборатория «Амальгама».

IvanesS

JUL

Сердце

Леденеет, веет, тает.
Исчезает на закате
сердце, страшная немая
тварь в шипах и с плавниками.

Ни к чему не привыкает,
ничего не избегает
сердце, мерзкая морская
рыба-темень, рыба-камень.

Из глубинного зиянья
в наш придонный промежуток
море дней несёт посланье,
да посланник гол и жуток.

Вот штыки его и шрамы
и оборванные сети.
Прямо здесь мои кошмары,
неподвластные спасенью.

Вот его шипы и корни -
рыба-ужас, рыба-память
немотой своей покорной
говорит не умолкая.

Сердце, враг и собеседник,
смотрит изнутри наружу.
От биенья до биенья
сердце помнит всё, что нужно.

Прямо здесь моё спасенье,
неподвластное кошмару, -
от печали, от веселья,
от подарка, от удара.

Отсюда

JUL

Это старая игра.
Дай мне ножницы, сестра.
Где у нас конфеты, нитки,
Золотая мишура?

Мы от шкафа до дверей
Все развесим поскорей.
Посмотри, летят на нитках
Стаи золотых зверей,

Шоколадки, карамель,
Может - пара мандиринов,
Шарик елочный старинный,
Звезды, блестки, канитель.

Все, как много лет назад.
Ты завяжешь мне глаза?

Завяжи. И в темноте,
Мимо знаков и событий,
Я шагну туда, где нити...
Нити те же, но не те.

И на них в цветных кульках
Сладость счастья, горечь горя,
Чудеса и тьмы историй,
Ладан, смирна, вздох сквозь прах...

За подарками пора.
Дай мне ножницы...

Марина Комаркевич