Предчувствие конца / The Sense of an Ending (2011, рус. перевод 2012), удостоен Букеровской премии.
Дойдя до конца, возвращаешься к началу.
В начале, а точнее - в самом названии романа, которое по-русски, увы, звучит чуть хуже "чувства локтя", зато по-английски мучительно безупречно - сформулирована вся внутренность этого некрупного романа. Слово sense здесь похоже на многозначительный бутерброд, который всегда падает смыслом вниз.
История о смысле конца начинается, как и положено, с конца. С самоубийства Робсона, который всю дорогу покачивается в петле на заднем плане и становится для романа чем-то вроде подрамника, на который натягиваются и наслаиваются истории Тони и Адриана. Но, конечно, вам не очень интересно, кто такой Робсон. Тони и Адриану - тоже. Все вообще узнают о существовании Робсона, после того, как он перестает существовать. Его смерть дает Тони и Адриану - по большей части Адриану - возможность порассуждать о смысле конца и о непостижимости персональной истории, а читателю - по большей части задним ходом - дойти до понимания одного из смыслов сочетания the sense of an ending. У Робсона его нет - он просто спрыгивает со страниц романа в наглядно-ментальную пропасть: возможно, была беременная несовершеннолетняя подружка, возможно, ее и не было вовсе, но в любом случае скрипеть Робсону петлей всю дорогу в голове у Тони, остаться для читателя нестираемой фигуркой в партии "Виселицы".
Так что же в голове у Тони, кроме Робсона? Голова Тони нам важнее всего, в ней-то все и происходит. Тони - средний середнячок, балансирующий на грани педантизма и вымирающего в безобидный сарказм чувства юмора, миновал в романе все стадии незаметного взросления в незаметного человека. Университет - не лучший, но тоже хороший, оценки - не лучшие, но тоже хорошие, девчонка - не лучшая, но девчонка, брак - все хорошо, что хорошо кончается, жена - бывшая, старость - настоящая. Тони живет тихонечко, в удобном коконе из страховки, обедов с бывшей и редких всплесков отцовства. Жизнь его с двадцати лет катится к семидесяти, и почти в семьдесят Тони начинает вспоминать. Поводом для воспоминаний становится Вероника, а вместе с ней и дневник Адриана, который мать Вероники по завещанию зачем-то оставила Тони, и с этого момента - с оглашения завещания - как и бывает в добротном английском детективе начинается почти классическая детективная история, надежно упрятанная в голову Тони под слой того, что ему кажется памятью.
Для памяти Тони и Адриан, и Вероника, и тем более мать Вероники - что-то вроде ароматической свечки, подаренной невпопад или от безысходности. Стоит - ну и пусть себе стоит, а зажжешь - воняет.
С Адрианом Тони учился в школе. Пока Тони думал о философии и о девочках, Адриан думал о философии и о философии. Именно Адриан формулирует поминальную речь философа по Робсону - от Робсона там ничего не осталось, зато есть вечные вопросы: что есть история отдельного человека и как ей пользоваться после смерти человека, когда вся она умирает вместе с ним. Этим вопросом гораздо позже придется задаться уже Тони, когда он получает в наследство от матери Вероники дневник Адриана, который уже сорок лет как распорядился своей жизнью почти по-робсоновски, разве что более аккуратно - за закрытой дверью, с запиской в форме философского трактата. И решать, в чем "смысл" его конца достается Тони, что в результате приводит к неизбежному анти-катарсису - когда душа становится отделом кишечника, воспоминаниям о том, чего не было и - Веронике.
Вероника - девушка, которая чаще всего бывает бывшей. Тони мучительно реконструирует свои с ней отношения: пересчитывание взглядом голубых и оранжевых обложек, неодобрительное отношение к музыкальным пластинкам Тони, очки и маленький рост, неловкие половые отношения на жестком полу и, конечно, визит к родителям - тот самый, который станет вторым слоем на скрипящем в петле Робсоне. В истории - и в памяти Тони, который, как вы уже догадались не может не оказаться ненадежным рассказчиком - появится мать Вероники. Та самая, которая потом оставит Тони дневник Адриана и один жест на прощание - навязчивую, но не самую очевидную улику в детективной части истории. С этого момента, с прощального жеста миссис Форд история о том, как все это было, начинает скрываться в воспоминаниях Тони и потребуются еще несколько куда более заметных ходов, чтобы читатель мог понять, что же случилось после того, как Тони уехал из дома Фордов, а Вероника ушла от Тони к Адриану.
Одна страница из дневника Адриана, которая в результате и достается Тони, его письмо Адриану и Веронике, you don't get it - бесконечный рефрен Вероники, поездка в машине, вопросы о том, кто же обнял Тони тогда на прощание на лестнице и кто был с ним у реки, и, конечно, о том, чей же это ребенок (For instance, if Tony...?) - еле заметные звенья прочной детективной интриги, осложненной рассказчиком, который даже не доктор Ватсон - скорее доктор Шеппард. Тони остается со всеми этим вопросами один на один, точнее один на много - и, разумеется, предпочитает обо всем умолчать, отчаянно предлагая нам самые очевидные развязки, самые простые смыслы конца, дойдя до которого, возвращаешься к началу.
Автор: peggotty, 08.12.2012